Развитие перцептивной и двигательной активности у ребенка

Роль двигательной активности в развитии восприятия. (по Гусеву «Ощущение и восприятие»)

Речь идет не только о движении глаз, которые, как показали исследования А.Л.Ярбуса, Ю.Б.Гиппенрейтер, В.П.Зинченко, по аналогии с осязанием как бы ощупывают предмет. Как подчеркивал Дж.Гибсон, «глаз является только частью парного органа, одним из двух подвижных глаз, расположенных на голове, которая может поворачиваться, оставаясь составной частью тела, которое в свою очередь может перемещаться с места на место» [34, 92]. Именно иерархию этих органов, движение которых направляется познавательной активностью субъекта, классики называли функциональным органом (А.А.Ухтомский), вос- принимающей системой (Дж.Гибсон), воспринимающей функциональной системой (А.Н.Леонтьев). Н.А.Бернштейн, один из создателей отечественной физиологии активности, особо подчеркивал роль двигательной активности в развитии восприятия: «В ходе онтогенеза каждое столкновение отдельной особи с окружающим миром, ставящее перед особью требующую решения двигательную задачу, содействуетѕ выработке в ее нервной системе все более верного и точного объективного отражения внешнего мира как в восприятии и осмыслении побуждающей к действию ситуации, так и в проектировке и контроле реализации действия, адекватного этой ситуации» .

Роль активных ощупывающих движений в гаптическом восприятии так же очевидна и хорошо исследована. Тактильное восприятие формы невидимого предмета в принципе представляет собой процесс непрерывного движения ощупывающей руки по его поверхности и уподобления характера этих движений форме воспринимаемого предмета.

Несмотря на очевидность роли движений в зрительном и тактильном восприятии следует особо подчеркнуть, что моторный компонент перцептивного процесса не является просто каким-то параллельным процессом движения органов чувств или частей телачеловека, он является непременным условием формирования и функционирования зрительного образа. Для более острой фиксации этой принципиальной проблемы вслед за А.Н.Леонтьевым подчеркнем: как психические явления ощущения и восприятия при отсутствии движений невозможны [70].

Доказывая универсальность данного принципа, А.Н.Леонтьев совместно со своими учениками Ю.Б.Гиппенрейтер и О.В.Овчинниковой провел оригинальное экспериментальное исследование роли моторного компонента в формировании звуковысотного слуха, которое привело к формулировке очень важной для понимания базовых механизмов восприятия гипотезы уподобления: процесс восприятия есть процесс уподобления динамики самого процесса свойствам внешнего раздражителя [68]. Уподобление вы-

ражено в форме реального движения, являющегося неотъемлемой частью перцептивного процесса.

Исследования начались с наблюдения за вьетнамскими студентами, обучавшимися на факультете психологии МГУ им. М.В.Ломоносова. Среди них не было никого, кого можно было назвать «музыкально глухим», т.е. обладавшим низкой звуковысотной различительной чувствительностью, тогда как среди европейцев «музыкальная глухота» — это обычное явление. Дело в том, что вьетнамский язык относится к группе так называемых тональных языков, где смысловая структура речи передается тонкими различиями частоты основного тона речи. Иначе говоря, вьетнамцы могут отлично интонировать. Таким образом, появилась идея о том, что в такой «немоторной» модальности, как слух, функция двигательного компонента перцептивного процесса выполняется голосовым аппаратом.

Были проведены опыты по формированию чувствительности к различению высоты основного тона гласных звуков («о»,«и», «э»). Эти звуки записывались на магнитофон при различной частоте их пропевания профессиональным певцом. В качестве испытуемых в опытах приняли участие звуковысотно глухие испытуемые1, т.е. те, кто очень плохо различал различия использованных звуков по высоте.

В первой серии опытов производилось измерение разностной звуко-высотной чувствительности. Далее испытуемых обучали правильному интонированию, добиваясь правильного пропевания каждого звука. Испытуемый должен был подстраивать свой голос под заданную высоту, получая на специальном индикаторе информацию о соответствии высоты своего голоса и голоса эталонного звука, пропеваемого певцом.

Тренировки проходили в течение 10—15 дней, всего около 30 мин чистого времени. Во второй серии были вновь измерены пороги звуковысотной чувствительности. Обнаружено значительное снижение порогов, т.е. испытуемые стали очень тонко воспринимать тональные различия между гласными звуками. Фактически звуковысотная глухота была ликвидирована с помощью развития моторного звена перцептивной функции: практика интонирования была использована как средство уподобления движений голосового аппарата динамике звука.

Дальнейшее экспериментальное исследование было направлено на выяснение того, как устроено это моторное звено восприятия, т.е. каким образом может осуществляться процесс уподобления в формирующейся перцептивной функциональной системе. Идея заключалась в том, чтобы вообще убрать ухо из этой функциональной системы как чувствительный к звуку аппарат. Ухо заменили поверхностью кожи руки, к которой прислонили электромагнитный вибратор2, передающий на палец тот же диапазон колебаний, но уже не звуковых, а тактильных. Таким образом, слух был заменен механической вибрационной чувствительностью.

Как и в предыдущих опытах у испытуемых измеряли разностную вибротактильную чувствительность, а затем учили интонированию, пропевая гласные. Результат был аналогичным: происходило повышение чувствительности к изменению частоты вибрации. Таким образом, была построена новая функциональная система, где было заменено сенсорное

1 Они, например, при любой высоте основного тона гласного звука оценивали звук «у» как более низкий, чем «и», хотя реальная высота первого звука была выше, чем второго.

2 Вибратор работал так тихо, что испытуемые не могли слышать генерируемые им звуки, а ощущали только вибрацию. звено (звуковые рецепторы сменили на осязательные), а моторное осталось прежним.

В третьей серии исследований продолжили трансформацию функциональной перцептивной системы: слуховое звено оставили, но изменили ее моторный компонент. Моторику голосового аппарата заменили на моторику руки: испытуемый не пропевал гласные, а, слушая тестовую запись, нажимал на датчик давления, который линейно преобразовывал давление в высоту звука, отображаемую все тем же индикатором обратной связи (т.е. чем выше слышимый звук, тем сильнее следует нажимать на пластинку тензодатчика). Таким образом, было создано новое моторное звено: движение руки уподоблялось изменению высоты звука.

Результат оставался прежним — чувствительность у звуковысотно глухих испытуемых повышалась. Причем это было повышение не на 5—10 %, граничащее с уровнем статистической достоверности, а у разных испытуемых разное — 50, 100, 150, 200 %.

Эти блестящие результаты показывают, что развитие восприятия зависит от включения в него моторного звена, которое в ситуации уже сформированной функциональной системы скрыто от непосредственного наблюдения, процесс уподобления свернут, интериоризован. И только в специально организованном формирующем эксперименте, моделирующем процесс индивидуального развития восприятия, мы можем увидеть включение всех звеньев этой сложной системы.

К сожалению, практические приложения гипотезы уподобления до сих пор не получили своего развития в конкретных тренинговых методиках по развитию сенсорных и перцептивных способностей человека.

Интересные экспериментальные результаты, на наш взгляд, хорошо объясняемые гипотезой уподобления, были получены нашими коллегами-психофизиками М.Павловой и А.Соколовым при исследовании чувствительности к биологическому движению у детей, страдающих детским церебральным параличом [194]. Авторы исследовали пороги восприятия движения — симуляция движения контуров человека с помощью светящихся точек, у здоровых детей и детей с ДЦП. У детей с ДЦП сенсорная чувствительность была существенно ниже. Однако после комплексной терапии, когда качество движений ребенка было значительно восстановлено, наблюдался и рост сенсорной чувствительности к биологическому движению. Таким образом, по-видимому, при нормальном моторном развитии ребенка формируются двигательные схемы, которым уподобляются видимые на экране монитора движения модели шагающего человека.

В контексте обсуждаемой проблемы о принципиальной роли двигательной активности в развитии восприятия еще раз обратимся к описанным выше опытам Р.Хелда и А.Хейна с котятами: нормальное зрительное восприятие сформировалось только у двигавшегося на свету котенка, другой так и остался слепым. По- видимому, даже при возможности движения глазами и головой у котенка, сидевшего в корзине, не сформировалась некоторая базовая схема отображения тех изменений окружающего пространства, которые происходят при его перемещении, в динамике собственных движений. Можно предположить, что такая схема необходима для весьма грубого уподобления оптических трансформаций проксимального стимула, возникающих при перемещении собственного тела в пространстве, его движениям. Но даже этого грубого уподобления как раз и не произошло.

В определенной степени предельный случай, доказывающий крайнюю необходимость движения глаз для нормального функционирования зрительного восприятия, представляет собой искусственный лабораторный феномен, называемый стабилизированным изображением на сетчатке. Этот экспериментальный прием состоит в том, что с помощью специальной присоски или контактной линзы, прикрепляемых к роговице глаза, на сетчатку от миниатюрного индикатора подается определенное тестовое изображение (рис. 131). Поскольку эта оптическая система совершает движения вместе с глазом, то проекция тестового объекта неподвижна относительно сетчатки. Более современные технические средства позволяют стабилизировать изображение с помощью специальной видеокамеры, отслеживающей движения глаза и телевизионного монитора, изображение на котором смещается в соответствии с декодированными сигналами, поступающими от видеокамеры.

Многочисленные исследования показали, что через 1—3 с об- раз проецируемого изображения начинает постепенно, по частям угасать, исчезать, и испытуемый видит неструктурированное серое поле, а чуть позже становится совершенно черным. Результаты экспериментов установили, что такая простая фигура, как линия, быстро исчезает, а потом может опять появляться, тогда как сложное изображение полностью или частично воспринимается намного дольше. Испытуемые сообщают, что они научаются смотреть на объект, не двигая глазами, а перемещая по нему свое внимание с одной точки на другую, т.е. выполняя внутреннюю осмысленную деятельность по сканированию сложного объекта. Так, данные Р.Притчарда показали, что одиночная линия видится испытуемым только в течение 10 % времени ее экспозиции, а сложный объект (рисунок профиля женской головы или слово, из которого можно составлять новые слова) может полностью или частично сохраняться до 80 % всего времени [91].

Аналогичные результаты были получены в экспериментах В.П.Зинченко и Н.Ю.Вергилеса [53].

Таким образом, опыты со стабилизированным изображением на сетчатке подтверждают тезис о том, что без естественных движений глаз нормальное построение нормального зрительного образа невозможно. В случае внутреннего сканирования стабилизированного изображения направленным вниманием испытуемого это изображение, по-видимому, уподобляется движению этого «луча» внимания.

Дж.Дж. Гибсон, Э.Дж.Гибсон

ПЕРЦЕПТИВНОЕ НАУЧЕНИЕ – ДИФФЕРЕНЦИАЦИЯ ИЛИ ОБОГАЩЕНИЕ? (В.В. Петухов «Человек как субъект познания», тексты, том III)

Термин “перцептивное научение” понимается психологами различно. Одни считают, что человеческое восприятие является в значительной степени результатом научения: мы учимся, например, воспринимать глубину, или форму, или осмысленные объекты. В этом случае главный вопрос теории: какая часть восприятия есть продукт научения? Ему соответствует спор между нативизмом и эмпиризмом. Другиепсихологи считают, что человеческое научение полностью или частично зависит от восприятия, ожидания или внезапного постижения ситуации (инсайта) и что процесс научения скорее следует отнести к центральным познавательным процессам, чем к моторным действиям. Во втором случае главный вопрос теории: следует ли изучать восприятие человека до того, как будет понято его поведение, действия, реакции? Ему соответствует давнишний спор, начатый устарелым вариантом бихевиоризма.

Эти две тенденции далеко не одно и то же, и следует отделить обе проблемы друг от друга. Для обсуждения роли научения в восприятии нам следует рассмотреть восприятие и влияние на него прошлого опыта или практики. Для решения проблемы роли восприятия в научении нам следует рассматривать поведение, а также вопрос о том, можно ли научиться определенному действию путем восприятия или это возможно только путем выполнения данного действия. Отсюда возникают два вопроса:

а) каким образом мы учимся воспринимать? б) какова роль восприятия в процессе научения? Оба вопроса имеют важное значение для решения практических проблем обучения и тренировки, но в данной работе будет рассмотрен только первый из них.

Каким образом мы учимся воспринимать? Этот вопрос уходит своими корнями в философию и дебатировался задолго до появления экспериментальной психологии. Возникает вопрос: всели знания (современный термин – информация) поступают к нам через органы чувств – или некоторые из них вносятся самим разумом? Сенсорная психология была не способна объяснить, как вся информация, которой мы располагаем, может поступить через рецепторы. Поэтому нужна была теория,

объясняющая дополнение к восприятию. Существовало множество таких теорий со времен Джона Локка. Согласно старой точке зрения, добавка к восприятию может быть почерпнута только из рациональ- ных способностей (рационализм). Согласно другой точке зрения, она может быть выведена из врожденных представлений (нативизм). В настоящее время осталось немного последователей этих теорий. Самая популярная теория, которая существует уже на протяжении многих лет, считает, что это дополнение к ощущениям является результатом научения и прошлого опыта. Ее современная формула заключается в том, что наш мозг накапливает информацию – возможно в виде следов или образов памяти, а возможно, в виде отношений, умственных установок, общих идей, понятий. Такой подход называется эмпиризмом. Согласно ему все знание приходит из опыта, и прошлый опыт как-то соединяется с настоящим. Другими словами, опыт накапливается, и следы прошлого как-то участвуют в нашем восприятии настоящего. Теория Гельмгольца о бессознательных умозаключениях явилась одним из куль минационных пунктов эмпиризма. Она предполагает, что мы учимся, например, воспринимать глуби ну путем интерпретации признака цвета – ощуще ния, самого по себе лишенного глубины. Другой была теория Титченера, согласно которой мы учимся воспринимать объект путем присоединения по ассоциации к сенсорной основе (core) образов памяти (context).

Более 30 лет тому назад этому направлению мышления была противопоставлена теория сенсорной

организации. Предполагалось, что она по-другому объясняет несоответствие между сенсорным входом и конечным образом. Гештальтисты подвергли уничтожающей критике идею приобретенных связей между сенсорными элементами и их следами. Используя излюбленные примеры восприятия зрительных форм,

они утверждали, что связи эти врожденные или что они возникают спонтанно. Они считали, что восприятие и знание организуются в структуры.

Теория сенсорной организации или познавательных структур, хотя и вызвала к жизни множество экспериментов в новом направлении, не изжила спустя 30 лет теорию ассоциации. Старое направление эмпирического мышлении! стало оправляться от критических нападок, и в США имеются признаки его возрождения. Брунсвик с самого начала следовал направлению, основанному Гельмгольцем;

Эймс, Кентрил и другие последователи провозгласили начало неоэмпиризма

. Другие психологи стремятся к теоретическому синтезу, который бы включал в себя уроки гештальтизма и в то же время сохранял идею о том, что мы учимся воспринимать. Это направление возглавили Толмен, Бартлетт и Вудвортс. Липер следовал ему еще в 1953 году. Бру-нер A951) и Постман A951) предприняли недавно энергичную попытку примирить принцип сенсорной организации с принципом определяющей роли прошлого опыта. Хилгард, по-видимому, соглашается и с процессом организации, управляемым

относительной структурой, и с процессом ассоциации, управляемым классическими законами A951). Хебб недавно предпринял попытку систематически и основательно соединить все лучшее из гештальттеории и теории научения на физиологическом уровне A949). Практически все эти теоретики утверждают, что

процесс организации и процесс научения в конце концов являются совместимыми, что оба

объяснения по-своему обоснованы, и не стоит продолжать старый спор, является ли научение результатом организации или организация является результатом научения. Эксперименты были неубедительными, и сам спор был неубедительным. Поэтому пока они спорят, лучшим решением будет согласиться с обеими сторонами.

Мы считаем, что все существующие теории восприятия – и теория ассоциаций, и теория организации, и теории, представляющие собой смесь первых двух (учитывающие отношения, привычки, предположения, гипотезы, ожидание, образы или умозаключения), – имеют по крайней мере одну общую

черту: они принимают как само собой разумеющееся несоответствие между сенсорным входом и

конечным образом и пытаются объяснить его. Они полагают, что мы почему-то получаем больше информации об окружающей среде, чем может быть передано через рецепторы. Другими словами, они

настаивают на различении между ощущением и восприятием. Развитие восприятия поэтому должно непременно включать дополнение, интерпретацию или организацию.

Давайте рассмотрим возможность отказа от такого предположения вообще. Допустим в порядке

эксперимента, что стимул на входе содержит в себе все, что имеется в образе. Что, если поток стимуляции, поступающей на рецепторы, доставляет нам всю необходимую информацию о внешнем мире?

Возможно, мы приобретаем все знания посредством наших чувств даже в более упрощенной форме, чем мог представить себе Джон Локк, а именно через вариации и оттенкк энергии, которые и следовало бы назвать стимулами.

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте: