Особенности социальной ситуации развития новорожденного ребенка

1. Особенности социальной ситуации
2. Слитость

На первый взгляд может показаться, что новорожденный — совершен­но не социальное существо. Он еще не владеет основным средством человеческого общения (речью), его жизнедеятельность ограничивает­ся удовлетворением простейших жизненных потребностей, он скорее является объектом ухода, чем субъектом социальной жизни. Отсюда легко возникает впечатление, что младенец представляет собой чисто биологическое существо, лишенное всех специфически человеческих свойств. Именно это представление лежит в основе большинства тео­рий детского развития. На самом деле младенец живет в совершенно специфической и глубоко своеобразной социальной ситуации разви­тия. Эта ситуация определяется полной беспомощностью младенца и отсутствием каких бы то ни было средств к самостоятельному суще­ствованию и удовлетворению своих потребностей.

Единственным таким «средством» является другой человек — взрослый. Абсолютно все проявления младенца опосредованы взрослым. Что бы ни происходило с младенцем, он всегда находится в ситуации, связанной с ухаживаю­щим за ним взрослым. Предметы появляются и исчезают из поля зре­ния ребенка всегда благодаря участию взрослых; ребенок передвигает­ся в пространстве всегда на чужих ногах и руках; устранение мешающих младенцу раздражителей и удовлетворение его основных потребностей всегда совершается через других. Объективная зависимость младенца от взрослых создает совершенно своеобразный характер отношения.Все его действия, вос­приятия и переживания всегда опосредованы другими, всегда прелом­ляются через призму отношений с другим человеком. Поэтому отноше­ние ребенка к действительности с самого начала носит социальный характер. Всякое, даже самое простое отношение ребенка к вещам или вообще к внешнему миру всегда осуществляется с помощью или через другого человека.

В этом смысле Л. С. Выготский называл младенца «максимально со­циальным существом». Взрослый человек — центр всякой ситуации в младенческом возрасте. Поэтому естественно, что простая близость или удаление человека означает для ребенка резкое изменение ситуа­ции, в которой он находится. В отсутствии взрослого младенец попада­ет в ситуацию полной беспомощности: его активность как бы парализо­вана или в высшей степени ограничена. В присутствии взрослого для ребенка открывается самый обычный и естественный путь для реализа­ции его активности — через другого человека. Вот почему смысл всякой ситуации для младенца определяется прежде всего присутствием взрос­лого — его близостью, отношением к ребенку, вниманием к нему и пр.

«Слитость» с матерью продолжается до конца младенческого возрас­та, пока ребенок не научается самостоятельно ходить. Психологическая эмансипация от матери наступает гораздо позднее. Поэтому основное новообразование младенческого возраста обозначается Л. С. Выгот­ским термином «прамы» и подразумевает изначальную психическую общность матери и ребенка. Это первоначальное переживание «слитости себя и другого» предшествует возникновению сознаниясобствен­ ной личности, то есть осознанию своего «Я».

Свою точку зрения Выготский аргументировал известными наблю­дениями о развитии представлений младенца о собственном теле: вна­чале ребенок не выделяет своего тела из окружающего мира вещей. Он раньше воспринимает и осознает внешние предметы, чем узнает свое тело. Сначала он рассматривает свои руки и ноги как посторонние предметы и только потом приходит к осознанию того, что это части его собственного тела.

Другой факт, подтверждающий эту точку зрения, заключается в за висимости реакций ребенка от пространственного расположения ве­щей. Физическое отдаление предмета означает и его психологическое отдаление. Отдалившись на определенное расстояние, привлекатель­ный ранее предмет теряет всякий интерес для младенца. Предмет на расстоянии как бы вовсе не существует для него. Но этот интерес ожи­вает с новой силой, как только рядом с предметом в непосредственной близости от него, в одном оптическом поле с ним появляется взрослый. Это чрезвычайно важный феномен. Казалось бы, в предметной ситуации ничего не изменилось: ребенок воспринимает предмет столь же удаленным и недостижимым, как и раньше. Но аффективная при­влекательность предмета, находящегося на расстоянии, зависит от при­сутствия взрослого рядом с этим предметом. Причем ребенок еще не понимает, что он может обратиться ко взрослому, чтобы получить нуж­ ный предмет. Взрослый здесь нужен не для того, чтобы достать недо­ступный предмет, а чтобы этот предмет стал привлекательным для ре­бенка.

Если первый факт характеризует неспособность младенца выделить из окружающего мира и осознать свое собственное тело и свое автоном­ное существование, то второй говорит о том, что социальные отноше­ния ребенка и его отношения к внешним предметам для него нераз­делимы: предметное и социальное содержание здесь еще слиты. Оба факта могут свидетельствовать о том, что собственная психическая жизнь ребенка осуществляется не иначе как при условии психической общности, в условиях сознания «пра-мы». Такой взгляд коренным об­разом меняет представления о его развитии. Обычно младенца пред­ставляли совершенно автономным существом, не знающим ничего, кроме себя, и целиком погруженным в мир собственных переживаний. Согласно этому взгляду неразвитая психика ребенка максимально изо­лирована, не способна к социальным отношениям и реагирует лишь на примитивные раздражения внешнего мира. Только со временем младе­нец постепенно становится социальным существом, социализируя свои желания, мысли и поступки.

Л. С. Выготский категорически опровергает такое представление. Психика ребенка с первого момента его жизни включена в общее бытие с другими людьми. Ребенок первоначально реагирует не на отдельные ощущения, а на окружающих людей. Именно через них он восприни­мает и познает окружающий мир. Младенец живет не столько среди безжизненных внешних раздражителей, сколько во внутренней, хотя и примитивной, общности с другими людьми. Взрослый для младен­ца — не внешняя среда, не воспринимаемый и познаваемый объект внешнего мира, а внутреннее содержание его психической жизни. Сна­чала младенец «живет в другом», он «слит» с ним изнутри. И лишь в дальнейшем происходит постепенное психологическое отделение его от Взрослого. Автономность, независимость и самостоятельность ре­бенка — результат его дальнейшего развития. Но в первые месяцы жиз­ни он живет (воспринимает окружающий мир и себя, передвигается в пространстве, удовлетворяет свои потребности и пр.) только в своей непосредственной общности с близкими взрослыми.

Этой психологической общностью можно объяснить склонность ма­леньких детей к подражанию. Ребенок как бы непосредственно слива­ется в своей деятельности с тем, кому он подражает. Замечено, что ре­бенок никогда не подражает движениям неодушевленных предметов (например, качанию маятника, катанию мяча и пр.). Его подражатель­ные действия возникают только тогда, когда есть персональная общ­ность между младенцем и тем, кому он подражает. Причем движения, воспроизводимые вслед за взрослым, могут значительно опережать собственные возможности ребенка. В этом существенная разница меж­ду подражанием у животных и детей. Подражание животного всегда ограничено пределами его собственных возможностей, поэтому оно не может научиться ничему новому через подражание. У ребенка, наобо­рот, с помощью подражания возникают новые для него действия, кото­рые раньше никогда не встречались в его опыте. Поэтому маленькие дети многому учатся именно через бессознательное подражание взрос­лому.