Л толстой в развитии ребенка

Текущая версия страницы пока не проверялась опытными участниками и может значительно отличаться от версии, проверенной 18 декабря 2016;
проверки требуют 13 правок.

Любой, кто знакомится с педагогическим наследием Толстого, бывает изумлен, насколько его идеи до сих пор выглядят новаторскими, хотя были повторены и «перепридуманы» и вписаны в различные концепции уже тысячи раз. В чем была революционность его подхода?

Фёкла Толстая,
российская журналистка, радио- и телеведущая, режиссёр

Толстой в любом ребенке видел человека, личность. Он уважал свободу ребенка, его творчество, его право на выбор собственного пути. Для него неприемлемо было никакое насилие, в том числе и образовании и воспитании. Сегодня это звучит скорее нормально, чем странно, но полтораста лет назад такие идеи были совершенно революционными. Толстой довольно серьезно подошел к занятиям педагогикой и предпринял даже специальную поездку по Европе, хотел изучить западный опыт. Увиденное привело его в ужас. Прогрессивная на тот момент немецкая система строилась на наглядном обучении и копировании. Важнейшим показателем оставалась дисциплина. Все это было совсем не близко Толстому. Вслед за Руссо Толстой считал, что человек рождается совершенным, чистым и прекрасным, поэтому еще неизвестно, кому у кого учиться. У него, кстати, была статья с почти таким названием — «Кому у кого учиться писать: крестьянским ребятам у нас или нам у крестьянских ребят?».

Толстой не столько учил, сколько занимался вместе с детьми, делал что-то с ними сообща. Он для каждого старался найти что-то только ему подходящее — сейчас бы сказали: индивидуальный подход в обучении. Кроме того, в школе Толстого не было строгой дисциплины — многие вещи были революционными для своего времени.

Как современники воспринимали его идеи? А родные?

Толстовская школа не оставила равнодушным педагогическое сообщество того времени. Тем паче, что Толстой стал издавать журнал о педагогике «Ясная Поляна». Были сторонники толстовских экспериментов, но были и ярые противники, один из них, например написал: «Полянская школа скорее есть школа навыворот, нежели место порядка, дисциплины и благочиния…». Прекрасное слово «благочиние», точно передает характер ожиданий, такие ожидания и сейчас у многих есть.

Нельзя не сказать, конечно, об «Азбуке» Толстого, замечательные тексты которой оценили очень многие, а переработанная «Новая азбука» была принята и рекомендована для школ по всей стране. Именно как автора «Азбуки» Толстого избирают в состав Императорской академии наук.

Толстой ведь предложил новую систему обучения чтению — читать не по буквам, а по слогам. Дети уже через 2−3 дня начинали сами читать некоторые слова.

Что касается семьи, то Лев Николаевич вместе со своей женой Софьей Андреевной сам занимался обучением детей, особенно старших. Толстой следил за тем, что они читают, часто читал им сам вслух. Семейное чтение было очень важной частью жизни, хорошо бы и сейчас такие традиции сохранялись. Несколько лет назад мы делали серию чтецких марафонов, которые объединяли с помощью инетернета сотни людей по всему миру. Придумывая это проект мы опирались на домашние чтения в кругу толстовской семьи.

Что происходило с детством и отношением к детям во времена Толстого?

Думаю, все по‑разному происходило в семьях дворянских и крестьянских, хотя били детей всех, независимо от сословия. У Толстых, правда, телесные наказания не были приняты. Но ужасно, что сейчас снова можно услышать голоса сторонников такого именно воспитания: «Меня вот били и ничего, нормальным вырос». Насилия в нашем обществе по‑прежнему много.

Какова была судьба педагогического наследия Толстого? Усвоила ли что-то из идей советская педагогика?

Мне еще раньше нужно было бы оговориться, что я совсем не специалист по педагогике Толстого, есть много замечательных ученых, мои познания очень скромны. Насколько мне известно, толстовскую методику пытались повторить еще при нем — эксперименты не были удачными. Хотя Толстой был не единственным учителем в своих школах, были у него и коллеги, но перевести его подход в строгую методику не удалось. Это объяснимо: толстовская педагогика не нормативна, нет законов и правил, как поступать.

Это творческая педагогика доверия и уважения к маленькому человеку.

Я думаю, что сейчас мы как раз к этому приходим, когда говорим про индивидуальный подход и творческое воспитание.

Есть ли надежда, что сейчас мы действительно на повороте к гуманной педагогике?

Надежда есть, конечно. И мы видим, несмотря на все ужасы современного мира, что нравы мягчают и мы становимся гуманнее друг по отношению к другу. Но как бы мы ни старались, следующие поколения сочтут наши сегодняшние методы дикими, а нашим детям всегда будет что рассказать психологу о своем непростом детстве.

С другой стороны, если просто задуматься над толстовскими идеями, то мы увидим, что на отношение к ним очень изменилось за прошедшие 100−150 лет. То, что казалось парадоксом, странностями, причудами Толстого его современникам, теперь, в XXI веке, становится мейнстримом. Об этом говорит профессор Зорин в своей последней книжке «Жизнь Льва Толстого. Опыт прочтения». Вот смотрите: непротивление злу насилием, опрощение Толстого (мы бы сейчас сказали — дауншифтинг), его пацифизм, вегетарианство, экологичный подход, отношение к смертной казни — мы доросли до всего этого, и Толстой нам уже не кажется чудаком. Думаю, что так же мы доросли до педагогики Толстого.

Вам нравятся современные родители? Что из процессов, с ними происходящих, вам кажется наиболее интересным и важным?

Мне нравится тенденция, которую сейчас принято называть «осозанностью». Осознанное потребление, осознанное питание, осознанное родительство. Это тоже очень толстовская история, потому что он (посмотрите по дневникам!) всю жизнь воспитывал себя, всю жизнь требовал от себя чего-то, все время ставил перед собой задачи и давал себе отчет в совершенном, он контролировал себя и с вниманием относился к окружающим. Он хотел жить не «как получается» или «как вышло», а как ты сам решил. Не это ли сегодняшнее стремление к осознанности?

Вы мама шестилетней дочери. Насколько гуманным родителем получается быть на практике? Получается ли развивать, не угнетая, и уважать детские недостатки?

Пока непонятно, ведь моя оценка не единственная в этом вопросе, важнее, что скажет выросший человек. Но, правда, это непростая задача. Один умудренный опытом человек сказал мне: «Быть родителем — это ситуация, когда предыдущий жизненный опыт не помогает». И главные вопросы — где нужно дать больше свободы, а где быть строже, где направить, а где дать попробовать все сделать самой.

Был ли Лев Николаевич хорошим родителем? Что мы об этом знаем?

Вопрос, что мы называем хорошим родителем. И опираемся ли мы на сегодняшнее наше представление о хорошем родительстве? Было ли оно таким же в XIX веке? При этом я думаю, что, несомненно, Толстой был хорошим отцом. Начиная с того, что он осознанно хотел иметь большую семью. Возможно, потому что сам вырос сиротой (его мать умерла, когда ему было два, а отца не стало, когда мальчику было восемь). У Льва Николаевича и Софии Андреевны было 13 детей, Толстой занимался с ними в детстве, следил за их развитием, беспокоился об их взглядах.

Несмотря на все сложности, это была огромная и дружная семья, дети выросли умными и порядочными людьми. Да, им было не просто состоятся и найти свое место в тени такого великого отца, но им это удалось.

Есть прекрасная книга Павла Басинского о взаимоотношениях отца и сына, Льва Львовича, «Лев в тени Льва». И есть прекрасная книга младшей дочери Толстого Александры, которая так и называется «Отец». По принципам, заложенным отцом, она жила всю жизнь, она продолжала его дело.

Сейчас в Ясной Поляне раз в два года собираются потомки Толстого со всего мира. И тут вопрос не столько в том, что мы потомки известного человека. Мы рады встрече друг с другом, потому что сила семейной любви, которая была у Толстого, она доходит и до нас спустя поколения.

Дочь идет в следующем году в школу, верно? Чего ждете от школы? На что надеетесь, чего опасаетесь?

Опасаюсь того, что ей будет скучно.

Что сейчас, на ваш взгляд, со школой происходит в России? Какие проблемы нужно решать в первую очередь?

Я не так хорошо разбираюсь в современной школе, но на мой обывательский взгляд есть зазор между тем, чему учат в школе, и тем, что требуется от современного работника, или просто человека. Этот зазор очень большой. Хедхантеры говорят, что нужны люди с критическим мышлением, креативным подходом, хорошо коммуницирующие и так далее. Способствует ли этим появлению этих качеств система ЕГЭ? Развивает ли она логику, стратегическое мышление, возможность разбираться в сложных и динамических системах, каковым является современный мир? Тут и слова Льва Николаевича будут кстати: «Если ученик в школе не научится сам ничего творить, то и в жизни он всегда будет только подражать, копировать…»

Выставка, в рамках которой мы общаемся, — о чем она?

Выставка «Кнут и пряник. Как любить ребенка?» обращается к опыту Толстого для того, чтобы разобраться, как нам сейчас выстраивать отношения с ребенком, как воспитывать и учить, и при этом не измучить и не испортить маленькое существо. Как наказывали и хвалили детей в давние времена? За что пороли, а за что разрешали залезть на шкаф? Для Толстого-отца, учителя, мыслителя дело было не в том, какой кнут выбрать или каким пряником наградить. Для него не было жесткой иерархии, он не смотрел на ребенка сверху вниз, ему важен был разговор на равных, диалог с человеком, даже и маленьким. Вот эта толстовская мысль — общаться на равных — мне очень дорога.

Как реагируют посетители?

Дети с радостью «пробуют» старинные наказания и поощрения, разглядывают розги, становятся на горох, залезают на печь. Для них же и последний зал выставки — игровая комната с игрушками, театром теней и другими развлечениями. Но, надеюсь, и родители играют вместе с детьми. Толстой любил повторять, что «игра — дело серьезное», сам много играл с детьми дома. Вот это уж точно против всяких иерархий — сеть на ковер и предаться игре.

Что для вашего собственного родительства кнут и что — пряник?

Дети хитрые, они жестко борются за свои права. Я не люблю торговаться — ты мне, я тебе, стараюсь, чтобы это было не все время. Но как-то управлять-направлять же нужно! Иногда неожиданно помогает нежность, я воспринимаю это как огромную удачу.

Изменились ли кнуты и пряники со времен вашего детства? Как воспитывали вас?

Я не помню, как меня воспитывали, и это, мне кажется, хороший знак. Значит, как-то все мягко прошло. Родители много работали, занимались наукой, не были чрезмерно сфокусированы на детях. Мне нравится такая модель: дети видят, что у взрослых есть свое дело, своя жизнь, и начинают по примеру выстраивать свою.

Что из вашего детства у современных детей уже не воспроизвести — вот то, чего могло бы быть жаль?

Недавно в рамках выставки «Кнут и пряник» моя коллега Нина Добрынченко-Матусевич проводила дискуссию «Выходи во двор!» — о наших гуляниях во дворе в советском детстве. Да, отношения бывали не самые мягкие внутри компаний, да, наши игры порой были не самые интеллектуальные и развивающие, да, мы болтались там после школы, потому что не было ничего другого, а в квартирах было просто очень тесно… Но все же было в этом опыте и что-то хорошее. Мы сами себя занимали и сами за себя отвечали. Это качества, которые очень нужны во взрослой жизни.

А что нового, но хорошего есть у наших детей?

У них гораздо большое возможностей, они свободны от клише, в которых росли мы. Перед ними открыт весь мир, любые возможности обучения, образования. У них есть выбор — это очень круто.

Как думаете, Лев Толстой стал бы ссориться с детьми из-за гаджетов?

Думаю, да. Но смотря, что в этих гаджетах. Вообще-то он любил всякие технические новинки, у него была печатная машинка и фонограф Эдиссона (звукозаписывающее устройство), он сел на велосипед, как только тот появился, он интересовался фотографией. Но для него это было все лишь инструменты, которые помогали делать что-то более важное. Поэтому весь вопрос в том, чем вы заняты, держа гаджет в руках. Если просто тупите в телефон — думаю, Толстому бы было досадно, что люди тратят на это свою жизнь.

Благодарим за помощь в организации интервью Музей Толстого на Пятницкой, 12. И приглашаем на ближайший паблик-ток «Домашнее обучение: учим или мучаем?», который пройдет 14 марта. Купить билеты можно на сайте музея.

Читайте также: Педагог Шалва Амонашвили: «Мы должны любить любых детей, а не только отличников или послушных»