Дидье анзье назвал первичную фазу развития ребенка

Дидье анзье назвал первичную фазу развития ребенка thumbnail

Социокультурный план

Миф о Марсии (это имя этимологически происходит от греческого глагола mamamaï, означающего «тот, кто сражается»), по мнению историков религии, является отголоском битв греков за завоевание Фригии и ее цитадели Келены (государство в Малой Азии, располо­женное к востоку от Трои) и за навязывание жителям культа грече­ских богов (представленных Аполлоном) взамен их местных культов, в частности культов Кибелы и Марсия. Победа Аполлона с его ли­рой над Марсием (играющим на двутрубной флейте) впоследствии продублирована победой греческого бога в Аркадии над Паном (изо­бретателем однотрубной флейты, или сиринкса1). «Победы Аполлона над Марсием и Паном знаменуют эллинские победы над Фригией
и Аркадией, а также замену в этих районах духовых инструментов на струнные, не используемые местными жителями. Наказание М ар­сия, по всей видимости, связано со священным царем, с которого ри­туально сдирали кожу — так и Афина отнимает волшебную эгиду у Палласа, — или с корой побега ольхи, которую снимали, чтобы сделать пастушью свирель, ольха при этом персонифицирует некоего бога или полубога» (Graves, 1958, р. 71).Музыкальное соревнование между Марсием и Аполлоном сгу­щает целую серию оппозиций: между варварами и греками; между пастухами гор с полуживотными нравами и образованными жи­телями города; между инструментами духовыми (флейта с одной или двумя трубами) и струнными (у лиры их семь); между мо­нархическим жестоким (вследствие периодических казней царей или великих священников через снятие кожи) и демократическим преемствованием политической власти; между культами Диониса и Аполлона; между высокомерием молодежи или утраченными ве­рованиями старости, оба призванные склониться перед господством и законом зрелости. Марсий на самом деле представляется то как сйлен, то есть старый сатир, то как молодой компаньон великой богини-матери Фригии, Кибелы, неутешной после смерти своего слуги и, без сомнения, сына и любовника Аттиса1. Марсий смягча­ет ее скорбь игрой на флейте. Эта терапевтически-соблазнительная власть Марсия над матерью всех богов делает его амбициозным и претенциозным, что побуждает Аполлона вызвать того на поеди­нок с целью выявить, кто из них двоих лучше исполнит на своем инструменте музыку. Кибела дала свое имя горе Кибеле, откуда вытекает река Марсий и на вершине которой была построена фри­гийская цитадель Келены.Миф — я уже сформулировал этот принцип (D . Anzieu, 1970), — подчиняется двойному кодированию, кодированию внешней реально­сти, ботанической, космологической, социополитической, топоними­ческой, религиозной и т. д., и кодированию внутренней психической реальности через приведение в соответствие с закодированными эле­ментами внешней реальности. В моем понимании миф о Марсии — это кодировка той особенной психической реальности, которую я на­зываю Я-кожей.
То, что действительно удерживает мое внимание в мифе о Мар­сии и что делает его специфичным по отношению к другим греческим мифам, это, во-первых, переход от сонорной оболочки (обеспечивае­мой музыкой) к тактильной оболочке (обеспечиваемой кожей); а во- вторых, поворот от несчастной судьбы (запечатленной на содранной коже и через нее) к счастливой судьбе (эта сохраненная кожа способ­ствует воскрешению Бога, поддержке жизни и возврату плодородия в страну). В своем анализе этого греческого мифа отмечу лишь базовые элементы или мифологемы, напрямую касающиеся кожи (и образно присутствующие в разговорных выражениях современного языка: мы испытываем полный триумф над противником, когда у нас его кожа; мы хорошо чувствуем себя в своей коже, когда она целая; а также жен­щины имеют в своей коже мужчин, наилучшим образом осеменивших их). Сравнение с другими греческими мифами, где кожа выступает только в качестве аксессуара, не позволит утвердить и пополнить спи­сок фундаментальных мифологем о коже и предположить возможность структурной классификации этих мифов по наличию или отсутствию той или иной мифологемы, а также по их очередности и сочетанию.

Первая часть мифа

До того как речь пойдет о коже, вкратце напомню историю Марсия, довольно известную историю об открытом соперничестве и завуали­рованных желаниях инцеста: это, мне кажется, демонстрирует то, что первоначальные функции Я-кожи в онтопсихогенезе заново скрыва­ются, затеняются и искажаются сначала первичными, затем вторич­ными процессами, связанными с догенитальным и генитальным раз­витием и с эдипификацией психического функционирования.Некогда Афина сделала из костей оленя флейту с двумя трубами и сыграла на ней на празднике богов. Она недоумевала, почему Гера и Афродита исподтишка смеялись над ней, закрывая лицо ладонями, в то время как другие боги были восхищены музыкой. Она в одино­честве отправилась в лес Фригии на берег реки и смотрела на свое отражение в воде во время игры на флейте: щеки ее раздувались, а на­литое кровью лицо придавало ей гротескный вид1. Она отбросила флейту, наслав проклятие на того, кто ее подберет. Марсий наткнулся на флейту и не успел он поднести ее к своим губам, как флейта, помня
0 музыке Афины, начала играть сама. Так он объездил Фригию в ка­честве спутника Кибелы, которую утешал в скорби по Аттису, зачаро­вывая крестьян, восклицавших, что даже сам Аполлон на своей лире не смог бы сыграть лучше. Марсий имел неосторожность не противо­речить им. Потому-то и вызвал гнев Аполлона, предложившего ему состязание, описанное выше, состязание, в котором победитель при­менит к побежденному то наказание, которое сочтет нужным. Горде­ливый Марсий соглашается. Жюри было составлено из муз1.Состязание проходило без явного преимущества: музы очаровы­вались то одним, то другим инструментом. Тогда Аполлон предложил Марсию повернуть инструмент обратной стороной по своему примеру, играть на нем и петь одновременно. Разумеется, Марсий проиграл, тогда как Аполлон играл на своей перевернутой лире и воспевал чу­десными гимнами богов Олимпа, за что музы не смогли не присудить ему приз (Graves, 1958, р. 67—68). Тут начинается вторая часть мифа, специфическим образом касающаяся кожи. Здесь я следую повество­ванию, предоставленному Фрэзером (Frazer, 1890—1915, р. 396— 400), из которого постепенно буду выделять скрытые мифологемы.

Читайте также:  Коммуникативное развитие ребенка в семье

Вторая часть: восемь мифологем

Первая мифологема: Марсий подвешен на сосне Аполлоном. Речь идет не о повешении за шею, ведущем к смерти через удушение, а о подвешивании за руки на сук дерева, позволяющем легко резать жерт­ву и наносить ей раны. Фрэзер собрал впечатляющую серию примеров повешенных богов (и даже священников или женщин, вешающихся добровольно или по ритуалу). Эти человеческие жертвы постепенно были заменены жертвами животных, а затем изображениями.Мне кажется, эта мифологема связана с вертикальностью чело­века в оппозиции к горизонтальности животного. Выйдя из детства и животного начала, человек держится на ногах, опираясь на зем­лю (как встающий малыш опирается на руку матери). Это пози­тивная вертикальность (усиленная сосной — самым что ни на есть
вертикальным деревом). Наказание заключается в использовании не­гативной вертикальности: жертва остается в вертикальном положении, но подвешенной в воздухе (иногда вниз головой), болезненная и уни­зительная позиция, оставляющая без защиты против любого насилия и воспроизводящая беспомощность грудного младенца, о котором мать не заботится или заботится плохо.Вторая мифологема: у обнаженной подвешенной жертвы кожа разрезана или проколота ударами копья, чтобы вытекла вся кровь (либо для оплодотворения земли, либо для привлечения вампиров, от­влекая их тем самым от нападения на близких, и т. д.). Эта мифоло­гема, отсутствующая в мифе о Марсии, универсальным образом рас­пространена вкупе с предыдущей: у новорожденного Эдипа проды­рявлены лодыжки и он подвешен горизонтально к палке; Эдип-царь выкалывает себе глаза при виде трупа Иокасты, висящей удушенной на веревке; Христос пригвожден к кресту; святой Себастьен, привя­занный к дереву, пронзен стрелами; у подобной святой в той же позе вырезана грудь; ацтеки опрокидывали пленников на большой камень и вырывали у них сердце и т. д.Эта мифологема, мне кажется, связана со способностью кожи контейнировать тело и кровь, а телесное наказание заключается в том, чтобы разрушить непрерывность контейнирующей поверхности, из­решечивая ее искусственными отверстиями. В итоге эта контейниру- ющая способность была сохранена для Марсия греческим богом.Третья мифологема: Аполлон заживо полностью сдирает с Мар­сия кожу, и его пустая кожа остается подвешенной или прибитой к со­сне. Хозяин пленника, принесенного в жертву священниками ацтеков, в течение двадцати дней носил его кожу. Святой Бартоломей был обе- скожен заживо, но его кожа не была сохранена. Октав Мирбо в книге «Сад пыток» (Mirbeau, 1899) описал человека со снятой кожей, во­локущего ее за собой как тень и т. д.По-моему ощущению, оторванная от тела кожа, при условии сохранения ее целостности, представляет собой защитную оболоч­ку, защиту от раздражителей, которая фантазматически отбирается у другого с целью ее присвоения или укрепления либо усиления своей собственной, однако с риском возмездия.Эта кожа-защита от раздражителей драгоценна. Таково З о ­лотое руно, охраняемое ужасным драконом, которого Ясон должен победить, золотая шкура священного крылатого овна, подаренного когда-то Зевсом двум детям, которым угрожала смерть от их мачехи; колдунья Медея защищает своего любовника, дав ему некий бальзам,
которым тот натирает свое тело и который предохраняет его в течение двадцати четырех часов от пламени и ран. Это также и кожа Ахилле­са, которую его мать, богиня, сделала неуязвимой, подвесив ребенка за пятку (первая мифологема) и погрузив его в адскую воду Стикса (Ср. D. Anzieu, 1984).Именно с этой мифологемы злосчастная до сего момента судьба Марсия оборачивается счастливой благодаря тому, что его кожа оста­ется целой.Ч етвертая мифологема: нетронутая кожа Марсия еще в исто­рическую эпоху хранилась у подножия цитадели Келены: она висела в пещере, откуда вытекала река Марсий, один из притоков Меандра. Фригийцы видели в ней знак воскрешения своего повешенного и обе- скоженного бога. Здесь, без сомнения, речь идет об интуитивном чув­стве того, что персональная душа — некая психическая Самость — су­ществует, пока телесная оболочка гарантирует ее индивидуальность.В эгиде Зевса сконцентрированы первая, третья, четвертая, пя­тая и шестая мифологемы. Спасенный хитростью своей матери от от­цовского съедения, Зевс был вскормлен козой Амальтеей, которая прятала его, подвесив к дереву, и которая, умирая, передала ему свою шкуру для изготовления из нее оружия. Защищенная, в свою очередь, этой эгидой, его дочь Афина побеждает гиганта Палласа и забира­ет его кожу. Эгида служит не только превосходным щитом в битвах, но и способствует процветанию силы Зевса и претворению его осо­бенной судьбы — стать хозяином Олимпа.П ятая мифологема, часто появляющаяся в ритуалах и леген­дах различных культур, при первом прочтении отсутствует в мифе о Марсии. Это в некотором смысле дополнение в негативе к четвер­той мифологеме. Голова жертвы отрезана от остального тела (которое может быть сожженным, съеденным, захороненным в земле); голова бережно охраняется либо для устрашения врагов, либо для вызывания благосклонности духа смерти, увеличивается уход за тем или иным органом этой головы, ртом, носом, глазами, ушами…Эта пятая мифологема представляется построенной на следую­щей антиномии: либо сохраняется одна голова, отсеченная от тела, либо сохраняется вся кожа целиком, включая лицо и череп. Это не только связь между периферией (кожа) и центром (мозг), кото­рая здесь разрушается или признается, это прежде всего связь между тактильной чувствительностью, распределенной по всей поверхности тела, и четырьмя другими внешними органами чувств, расположен­ными на лице. Индивидуальность личности, выраженная в четвертой
мифологеме, делающей акцент на возрождении (то есть, например, постоянный возврат осознания Самости при пробуждении), эта ин­дивидуальность требует связывания различных чувственных качеств на этом основном континууме, предоставленном репрезентацией гло­бальной кожи.Если отсеченная голова хранится в неволе, тогда как остальное тело выброшено или уничтожено, дух смерти теряет всякую подлин­ную волю; он отдален от воли владельца головы. Быть самим собой — это, во-первых, иметь собственную кожу, а во-вторых — пользовать­ся ею как пространством, куда можно поместить свои ощущения.От врагов Зевса оберегала не только его эгида, но и установленная на ней ужасная голова Горгоны, которая их гипнотизировала. Направ­ляемый бронзовым полированным щитом, который Афина держала над его головой, Персей смог победить медузу Горгону и обезглавить ее; в знак благодарности он отдал голову Афине, которая использова­ла ее для усиления мощи эгиды.Ш естая мифологема: под эмблемой этой подвешенной бес­смертной кожи бога-флейтиста Марсия текут обильные воды бурной и шумной реки Марсий, гарантии жизни для края, и раскаты этой реки слышатся сквозь стены пещеры, создавая музыку, чарующую фригийцев.Метафора ясна. С одной стороны, эта река представляет со­бой влечение к жизни с его силой и очарованием. С другой стороны, энергия влечения кажется доступной только для тех, кто сохраняет целостность своей Я-кожи, опирающейся одновременно на сонорную оболочку и кожную поверхность.Седьмая мифологема: для региона река Марсий — также ис­точник плодородия: она дает жизнь растениям, способствует воспро­изводству животных и родовой деятельности у женщин.Здесь метафора также эксплицитна: сексуальное действие требу­ет обретения базовой нарциссической безопасности, ощущения ком­форта в своей коже.Миф о Марсии умалчивает о качествах кожи, стимулирующих сек­суальное желание. Информацию нам дают другие мифы, сказки и фан­тастические рассказы: кожа матери, объект желания мальчика, прожи­вается как в «Венере в мехах» (Захер-Мазох); кожа одержимого ин­цестом отца проживается его дочерью как в «Ослиной шкуре» (Перро).Избыток сексуального желания так же опасен для детородности, как и его отсутствие. Эдип, имевший излишество сделать своей мате­ри четырех детей, подвергает Фебеса стерильности.
Восьмая мифологема: кожа Марсия, повешенная в пещере Келе- ны, оставалась чувствительной к музыке флейты и пению верующих; она вздрагивала при звуке фригийских мелодий, но оставалась глухой и неподвижной к ариям, исполняемым в честь Аполлона.Эта мифологема иллюстрирует то, что первоначальная коммуника­ция между младенцем и материнским, а также семейным окружением — это зеркало, одновременно тактильное и сонорное. Общаться — это прежде всего входить в резонанс, вибрировать в гармонии с другим.Здесь миф о Марсии завершается, однако другие мифы подводят меня к тому, чтобы предложить последнюю негативную мифологему.Заключительная негативная мифологема: кожа разрушается сама по себе или уничтожается другой кожей. Первый случай имеет в качестве аллегории роман «Шагреневая кожа» (Бальзак); инди­видуальная кожа символически сужается пропорционально энергии, которую она способна истратить для своей жизни, и парадоксальным образом ее четкое функционирование приближается и приближает нас к смерти через феномен самоизноса. Второй случай — это случай кожи-убийцы, проиллюстрированный двумя известными греческими мифами: умышленно отравленные платье и драгоценности, которые Медея приказала отнести своей сопернице, сжигают ту, как только она покрывает ими свою кожу, а вместе с ней и прибежавшего на помощь ее отца, а также весь царский дворец; туника, по неведению отравлен­ная Деянирой в крови и сперме коварного центавра Несса (злоупотре­бившего ею физически и морально), эта туника приклеивается к коже ее неверного мужа Геракла, и разогретый таким образом яд проникает в эпидерму героя и разъедает его; пытаясь содрать эту вторую разъе­дающую кожу, Геракл снимает с себя лоскуты своей собственной плоти; обезумев от боли, он не находит другого выхода освободиться от этой самодеструктивной оболочки, кроме как сжечь себя в огне костра, ко­торый его друг Филоктет из сострадания соглашается поджечь.Каково психологическое соответствие этой мифологемы? К фан- тазматическим атакам, случайно сопровождаемым переходом к акту против содержимого тела и мышления, уместно добавить понятия атак против контенанта, понятие обращения на контенант атак против содержимого и даже обращения контенанта против него самого, по­нятия, без которых нельзя объяснить мазохистическую проблематику. Первые восемь мифологем, сочетание которых составляет особенный миф о Марсии, являются каждая на свой манер местом аналогичной битвы, внутреннего конфликта, конфигурацию которого представляет состязание между Марсием и Аполлоном. 60ОткрытиеЭтот деструктивный поворот, мне кажется, имеет в качестве пары поворот креативный, заключающийся, как продемонстрировал Гийо- мен (Guillaumin, 1980), в воображаемом выворачивании кожи как перчатки, обращая при этом содержимое в контенант, пространство внутри — в ключ для построения пространства извне, внутреннее ощущение — в познаваемую реальность.Вернемся к роману Захер-Мазоха. Финальный эпизод романа «Венера в мехах» представляет вариант первой мифологемы о Мар­сии. Северин в укрытии наблюдает за сексуальной сценой между своей возлюбленной Вандой и ее любовником, Греком: таким обра­зом, Северин будет наказан именно за желание вуайеризма, так же как Марсий за желание эксгибиционизма. Ванда подставляет креп­ко привязанного к колонне Северина под удары плети Грека подоб­но Афине, своим проклятием подвергшей Марсия на сдирание кожи Аполлоном. Впрочем, в греческих текстах подразумевается, что она присутствует на казни. Аналогия усиливается двумя другими деталя­ми. Захер-Мазох описывает красоту Грека, сравнивая его с античной статуей юноши; это косвенный намек на то, что он красив как Апол­лон. Последние фразы романа ясно выражают отречение Северина от своей мазохистической мечты: быть исхлестанным женщиной, даже переодетой в мужчину, еще допустимо; но «быть обескоженным рукой Аполлона» (такова предпоследняя строчка текста) каким-то крепким Греком под двусмысленной личиной переодетой женщины, каким-то Греком, действующим слишком сурово, — это уже никуда не годится. Наслаждение достигло своей невыносимой точки ужаса.Восемь мифологем греческого мифа о Марсии дают непрямое подтверждение теории о восьми функциях Я-кожи (которую я изло­жу в гл. 7).Фрейд с 1905 г. сделал очевидным факт того, что кожа — это эрогенная зона:« < . . . > Все же при наслаждении от подглядывания и эксгибиционизма глаз соответствует эрогенной зоне; при компонентах боли и жесто­кости сексуального влечения ту же роль берет на себя кожа, которая в отдельных местах тела дифференцируется в органы чувств и моди­фицируется в слизистую оболочку как эрогенная зона )»(Freud, 1 9 0 5 d )

Читайте также:  Песенки для раннего развития ребенка

Текст данной публикации скопирован из Интернета или других открытых источников.

Источник