Что делают с плодом после прерывания беременности

Теория и практика обращения с останками абортированного младенца сильно различаются.

Эмбрион в музее Рязанского государственного медицинского университета имени академика И.П. Павлова. Фото: Александр Рюмин/ТАСС

В России примерно 80% абортов – это оперативное вмешательство методом дилатации и кюретажа, в обиходе «чистка». Для сравнения, доля медикаментозного аборта, когда прерывание беременности происходит с помощью таблетки, по разным оценкам, составляет всего 4%. В подавляющем большинстве случаев в результате аборта образуются так называемые абортивные отходы.

О том, какая судьба ждет то, что совсем еще недавно было живым эмбрионом человека, сведения разнятся. Согласно официальным данным, они утилизируются как медицинские отходы класса Б. Согласно мифам, их используют для изготовления омолаживающей косметики, уколов красоты, лечения олигархов от рака, СПИДа и других страшных болезней, и так далее.

Желтые пакеты и контейнеры с маркировкой

Медицинские отходы класса Б, к которым в том числе относятся и абортивные отходы, являются эпидемически опасными. Закон и нормы СанПин требуют, чтобы их помещали в специальные одноразовые контейнеры с дезраствором и желтой маркировкой или полиэтиленовые мешки желтого цвета. На каждой емкости ставят дату, название организации и имя ответственного смены.

Трупы более крупные, которые появляются на свет в результате абортов на позднем сроке, в ходе искусственных родов, малого кесарева сечения или так называемых «заливок», когда в полость матки вводится соляной раствор, ребенок захлебывается им и получает несовместимые с жизнью ожоги, отправляют в морг, как и невостребованные тела взрослых. Позднее их кремируют.

Кремации, вероятнее всего, подвергнутся и абортивные отходы, полученные на ранних сроках, до 12 недель. Когда таких отходов в больнице набирается достаточное количество, их вывозят на утилизацию специальные службы, чаще всего это частные компании, работающие по контракту.

Как правило, абортивные отходы сжигают в городских крематориях по территориальному признаку. Скажем, в Москве все больницы четко поделены между тремя крематориями. Иногда речь идет о промышленных крематориях, в них частные фирмы, которые зарабатывают утилизацией биологических отходов, сжигают не только полученный в больнице «мусор», но также умерших домашних животных.

В некоторых городах переработкой биоотходов занимаются мусоросжигательные заводы, а в советское время они и вовсе могли оказаться в топке больничной «кочегарки».

В областях, где сжигание по техническим причинам ввиду отсутствия крематориев невозможно, абортивные отходы хоронят на специальных полигонах или на кладбищах в общих могилах для невостребованных трупов.

Перед захоронением также проходит обязательная дезинфекция, а место захоронения заливают бетоном или закрывают плитой, чтобы животные не могли разрыть землю. Но это в теории. На практике возможны варианты.

«Раньше просто сливали в канализацию»

«Еще лет 15 назад у нас оставшийся после аборта “фарш” просто сливали в унитаз», – рассказала сотрудница одного из столичных роддомов на условиях анонимности.

Слушая ее рассказ, вспоминаю картину из собственной юности. Время действия – 1998 год, место действия – Москва, Центр планирования семьи и репродукции №3 на улице Енисейской.

Очередь в кабинет гинеколога, мимо которой из малой операционной, где тогда делали вакуумные аборты, шествует медсестра с трехлитровой банкой. В ней – красная густая жидкость. За медсестрой закрывается дверь туалета, раздается шум спускаемой воды.

«Сегодня с этим строже, – продолжает моя собеседница. – На каждый аборт оформляется акт, абортивные отходы сохраняются в специальных контейнерах в холодильнике. Все промаркировано, все строго под подпись в особом журнале.

Абортов сегодня стало меньше в разы. Достаточное для утилизации количество контейнеров успевает накопиться не быстрее чем за неделю, а иногда и дольше. Потом приезжает машина специальной службы, обязательно получает все документы и сопроводительный лист с подписями и увозит все на утилизацию».

Строже стало и c так называемыми «поздними выкидышами», так в медицине классифицируют плоды до 22 недель и весом до 500 грамм.

Часто, если речь идет о преждевременных родах, и малыш погибает, родителям все же удается получить тело для похорон, хотя формально это не практикуется, на таких детей не оформляют свидетельство о смерти. Но даже если похороны организовать не удалось, либо речь идет об аборте на поздних сроках или искусственных родах, данные в больнице остаются.

В случае, если родители не настаивают на выдаче останков, младенцы подлежат кремации или захоронению в общей могиле. Списать «на сторону» такое тело сегодня в государственной больнице невозможно.

В советское время с уже сформировавшимися эмбрионами поступали, по-видимому, гораздо вольнее.

«Когда я только пришла работать в этот родильный дом медсестрой, мне рассказывали, что время от времени приезжала машина без опознавательных знаков, ну, “за этим самым”. Обсуждать это никто из коллег не любил. Намекали, что это из КГБ», – рассказывает наш анонимный источник.

«При абортах получалась двойная выгода»

Фото с сайта bbc.com

В детективном романе Полины Дашковой «Кровь нерожденных» речь идет о сговоре врачей, которые ставили женщинам на поздних сроках беременности ошибочные диагнозы о внутриутробной смерти плода, вызывали искусственные роды, а затем направляли полученный биоматериал на разработку инновационного лекарства от всех болезней.

Писательница как-то сказала в одном из интервью, что сюжет взяла не с потолка, ряд ее знакомых оказались в похожей ситуации, но вовремя перепроверили диагноз и смогли избежать трагедии.

Еще в начале и середине нулевых такие истории в Москве не были редкостью, также на условиях анонимности рассказывает сотрудница одной из частных гинекологических клиник столицы.

«Сейчас клиник, которые делают аборты на поздних сроках, уже гораздо меньше. А тогда бизнес был популярен. То, что оставалось в результате таких абортов, направляли потом «на стволовые клетки».

Контингент при этом был такой: либо женщин, пришедших на осмотр, убеждали, что ребенок болен и необходимо сделать аборт. Либо девушки приходили сами, в основном это были провинциалки, которые с помощью беременности хотели “захомутать” столичного жениха, а когда не получалось, срок был уже слишком большим, чтобы обращаться в государственное учреждение. Обращались к частникам. Получалась двойная выгода: и цена операции немалая, и ее результатами можно было выгодно торговать».

«У меня за плечами 30 лет в гинекологии, не только в частных клиниках, но в государственных больницах. Видела, к сожалению, всякое, – продолжает наша собеседница. – Врачи, которые решались на аборты на поздних сроках, и потом куда-то сбывали тела детей, были всегда.

Почти в каждой больнице был такой доктор, и медицинское сообщество о них знало. Кто-то вел себя потише, кто-то делал это в открытую».

Добавим, что частные клиники до сих пор остаются серой зоной, установить за которой полноценный контроль просто невозможно. Точной статистики абортов, проводимых здесь, Минздрав не имеет, и о масштабах врачи в госсекторе могут лишь догадываться, иногда принимая пациенток с осложнениями после подобных вмешательств.

С отходами класса Б та же история. Разумеется, формально клиники обязаны их утилизировать по всем нормам СанПин. Контроль за утилизацией лежит на Роспоребнадзоре. Но контроль этот непостоянный. Может быть поэтому так случается, что в прессе порой появляется шокирующая информация об абортивных отходах, попросту выброшенных на помойку.

Невьянская находка: 200 эмбрионов в контейнерах

«Невьянская находка». Фото с сайта neogaf.com

Самым громким случаем подобного рода принято считать так называемую «невьянскую находку» 2012 года. Речь идет о четырех бочках, в которых находилось более 200 эмбрионов возрастом от 20 до 26 недель.

Эмбрионы были залиты формалином, многие из них были мумифицированы. Неизвестные привезли их под покровом ночи и сбросили в овраг.

Источник «находки» установить так и не удалось. Но в ходе расследования выяснилось, что доцент кафедры анатомии Уральской государственной медицинской академии ранее неоднократно обращалась в местные морги с целью получить эмбрионы весом до 500 грамм для исследований.

«Я очень боялась, что из моего ребенка сделают анатомический препарат», – пишет одна из мам, потерявшая малыша в результате преждевременных родов, на тематическом форуме. Поначалу женщина пребывала в стрессе и не решилась требовать в больнице отдать ей тело. А когда пришла в себя, стала разыскивать патологоанатома, дежурившего в тот роковой день в морге. Медик, как мог, успокоил безутешную мать, заверив, что ее ребенок был кремирован.

Может ли эмбрион, полученный вследствие аборта, превратиться в пособие для студентов? Потенциально – может. Но в действительности сегодня медицинские институты испытывают огромные проблемы с материалом для анатомических исследований, и все чаще будущие врачи учатся не в морге, а на дорогих симуляторах.

Согласно закону, принятому в 2012 году, использовать тело в качестве анатомического препарата можно лишь в двух случаях: если человек сам завещал его для науки, либо, если оно осталось невостребованным, но личность погибшего при этом была установлена и были предприняты все попытки найти его родственников.

В случае с эмбрионами возникает правовая и этическая коллизия: должен ли кто-либо давать разрешение такого рода, и если да, то кто, кому и когда?

Формально медицинские вузы отрицают, что располагают анатомическими препаратами, изготовленными из человеческих эмбрионов.

Есть и еще один нюанс: речь идет об изучении различных патологий плода. Сегодня уже стали возможными внутриутробные операции на сердце, легких, почках еще не рожденного ребенка, коррекция такого сложного порока, как spina bifida. Но способы таких вмешательств и тактика лечения когда-то разрабатывались тоже не в теории, а на практике, то есть на эмбрионах.

Кетчуп с привкусом аборта

Фото с сайта baby.ru

Использование абортивного материала в косметической и пищевой промышленности, а также в вакцинах, непосредственно связано с таким понятием, как клеточная линия.

Вкратце это означает следующее: из однажды взятых у абортированного плода клеток создается клеточная культура, которая обладает свойствами жить и делиться. Бесконечное число новых абортов для клеточной линии и продуктов, созданных на ее основе, не нужно, забор материала происходит единожды. И все же – это тоже абортивный материал.

Список вакцин, созданных на клеточных линиях, полученных в результате абортов, широко известен. Это прививки от краснухи (моно- и многокомпонентные), полиомиелита, ветрянки и гепатита А.

Что касается косметики, здесь все сложнее. Формально, большинство производителей так называемой плацентарной косметики говорят о том, что работают на препаратах, полученных от животных, и всячески открещиваются от связи с абортивным материалом человека.

Есть лишь одна компания, в отношении которой доказано: здесь в составе омолаживающих кремов есть компоненты, культивированные на клеточной линии абортированного 14-недельного плода мужского пола. Речь идет об американской фирме Neocutis Inc.

Но с использованием абортивных отходов можно столкнуться, покупая вполне обычные продукты питания: лапшу быстрого приготовления, кетчуп, сладости или газировку. Дело в том, что для разработки пищевых добавок, отвечающих за привлекательный вкус и запах этой еды, также используется клеточная линия.

Американская компания Senomyx тестирует свои приправы на клеточной линии, полученной еще в 70-х годах прошлого века из абортированного плода мужского пола.

Напрямую эти клетки не попадают в продукты, на них просто ставятся опыты. Но даже этот факт в свое время послужил поводом для масштабного скандала. В результате от сотрудничества с Senomyx отказалась компания Pepsi, «абортивные» приправы убрали из состава шоколадок Cadbury и легендарного супа Campbell’s.

Американская пролайф-организация Children of God for life ежегодно обновляет список этически неприемлемых продуктов, косметики и лекарств, созданных с применением абортивного материала.

30 абортов могут вылечить 300 пациентов

Директор ФГУ «Научный центр акушерства, гинекологии и перинатологии имени академика В.И. Кулакова» Геннадий Сухих на форуме «Удивительное в российском здравоохранении» в Международном мультимедийном пресс-центре МИА «Россия сегодня». Фото: Владимир Трефилов / РИА Новости

Лекарства на основе абортированных эмбрионов все-таки существуют, причем вполне легально. Речь о так называемых стволовых клетках.

Многочисленными работами по этой проблеме, а также несколькими патентами прославился академик Геннадий Сухих. До настоящего времени он возглавляет Научный центр акушерства, гинекологии и перинатологии им. Кулакова.

В интервью изданию «Аргументы и факты» от 2009 года Сухих достаточно подробно формулирует свои взгляды.

«Говоря о стволовых клетках, нужно понимать, что это семейство разных типов клеток. Причем в этом семействе есть две принципиально разные группы: донорские клетки, которые получают из бластоцисты (ранняя стадия развития эмбриона), и собственные клетки (стволовые клетки взрослого человека).

Эти клетки обладают фантастической способностью к росту и иммунологическим нейтралитетом, поэтому при введении в другой организм они не отторгаются. К тому же в эмбриональных клетках заложен универсальный механизм мгновенного убийства «непослушных» клеток, вышедших из-под контроля.

Эти уникальные свойства эмбриональных клеток изначально гарантировали их успех в борьбе с тяжелейшими недугами».

Профессор Сухих признает, что с помощью инъекций стволовых клеток можно лечить болезни Альцгеймера и Паркинсона, диабет, цирроз печени и болезни почек. Ставились опыты по коррекции проявлений синдрома Дауна и ДЦП. Но медик неизменно возмущен этическими вопросами, которые ему время от времени задают в связи с его исследованиями.

«Дело в том, что исследования в области эмбриональных стволовых клеток ассоциируются с чем-то спорным. Сразу на ум приходит ключевое слово “аборт”. Право решать, будет развиваться эта беременность или нет, принадлежит самой женщине. Скажите, где тут этика? Этично ли бесценный с биологической точки зрения материал, который может не только спасти, но и возродить другую жизнь, спускать в канализацию?»

Профессор Сухих говорит, что материала, полученного от 30 абортов, может хватить на то, чтобы вылечить 300 человек. Он уточняет, что для выделения стволовых клеток подходят только здоровые абортированные плоды, иными словами, когда причиной прерывания беременности не была какая-либо патология.

«Из эмбриона выделяют необходимые для препарата ткани. Процесс это трудоемкий и требует ювелирной точности и абсолютной стерильности. Обработанный материал поступает в специальную лабораторию, где он тщательно очищается, тестируется и сертифицируется».

С журналистами Сухих шутит, и, демонстрируя им лабораторию, говорит – смотрите, мол, тут нигде нет мясорубки, в которой перемалывают нерожденных младенцев. При этом в пробирках присутствуют клетки, выделенные из мозга эмбрионов.

Борьба за достойные похороны

Могила более чем 16 500 абортированных плодов на кладбище Odd Fellows в Восточном Лос-Анджелесе. Фото с сайта latimes.com

Но для абортивных отходов существует и другой путь, который практикуют представители зарубежных пролайф-организаций. Они добывают в клиниках, производящих аборты, останки нерожденных детей, и хоронят их, считая, что нерожденные дети заслуживают достойного к себе отношения.

Так, например, поступают католики во Вьетнаме, местная христианская община, состоящая из семи волонтеров, регулярно посещает абортарии в Ханое и забирает у них останки для похорон.

На подобной практике настаивают и пролайф-активисты в США. Сразу в нескольких штатах идет обсуждение законов, согласно которым женщина после аборта должна сама принимать решение о том, что необходимо сделать с тем, что еще недавно было ее ребенком.

Варианты все те же – захоронение или кремация. В идеале все эти процедуры должны быть оплачены из средств самой несостоявшейся матери.

Общественная дискуссия не утихает последние десять лет. Громких скандалов более чем достаточно: тут и найденные в мусорном баке тела жертв абортов, и информация о том, что клиники торговали отходами от операций. Американские пролайферы настаивают на гуманном отношении к эмбрионам, их противники считают, что принуждение женщины заниматься после аборта еще и организацией похорон нерожденного ребенка выглядит как моральное давление. Договориться и выработать единое мнение не удалось до сих пор.